Житие священномученика протоиерея Сергея Константиновича Махаева

Детство и юность

Протоиерей Сергей Константинович Махаев родился в 1874 году в семье священника Константина Георгиевича Махаева, служившего в церкви Нерукотворного Образа Христа Спасителя села Усова Московского уезда. С 1882 года это место стало загородным имением Великого князя Сергея Александровича. Храм находился в нескольких десятках метров от дворца Великого князя. Церковные земли находились в аренде великокняжеского имения, причт получал казенное жалование. Константин Георгиевич Махаев, сын диакона, был рукоположен во священники к Спасской церкви в 1873 году, через год после окончания Московской Духовной Семинарии. Служил он в этой церкви до самой своей кончины в 1931 году. Отец Константин был законоучителем и духовником церковноприходской школы в Усове, находившейся на полном содержании Великого князя, и в селе Лайкове, где находилась приписная к Спасской церковь в честь Казанской иконы Божией Матери. Сохранился примечательный документ, ярко характеризующий отца Константина и позволяющий представить бытовую и нравственную обстановку, в которой прошло детство его детей. Это прошение на имя Святейшего Патриарха Тихона, поданное прихожанами Спасской церкви села Усова Московского уезда в 1923 году:

«Сыновне просим Ваше Святейшество к нашему престольному празднику Всемилостивого Спаса 16 августа ст. ст. благословить нашего отца духовного носить при богослужении митру, так как он пятьдесят лет безвыходно прослужил при нашем беднейшем приходе и даже никогда не желал просить о переходе от нас в другой приход, всегда ревностно исправлял наши требы, не ссылаясь ни на позднее время и ни на непогоду, всегда был готов. Нас прихожан не вынуждал никогда, всегда был всем доволен, своим трудом обрабатывал землю, пахал и косил, всегда был и есть примером нам прихожанам и, всю жизнь прослуживши, был и есть нам отцом».

В числе подписавших это прошение был и председатель Усовского сельсовета.

Кроме Сергея, в семье было еще шестеро детей: четыре сына и две дочери.

Духовное образование Сергей Константинович получил в Вифанской Духовной Семинарии, где по первому разряду окончил полный курс наук со званием студента в июне 1895 года. По окончании Семинарии он был определен в псаломщики к московской церкви Святителя Николая чудотворца в Кошелях.

С самого начала своей церковной деятельности Сергей Константинович проявил себя как педагог и ревностный проповедник слова Божия. Будучи псаломщиком, он исполнял обязанности учителя в Николо-Мясницкой двухклассной церковноприходской школе (с января 1896 по сентябрь 1897 года), причем делал это безвозмездно, затем, с сентября 1897 по август 1900 года, занимал должность учителя русского языка в старшем отделении Сергиевской в Рогожской слободе церковноприходской школы. В отчете епархиального наблюдателя церковных школ за 1899-1900 учебный год отмечены «особенная ревность и усердие» Сергея Константиновича при исполнении своих обязанностей по этой службе.

В эти же годы он женится на Людмиле Сергеевне Цветковой, дочери московского священника Сергея Федоровича Цветкова. Детей супруги Махаевы не имели.

Дальнейшие события в жизни Сергея Константиновича оказались тесно связанными с деятельностью владельцев Усовского имения, принимавших большое участие в семье отца Константина Махаева. Так известно, что его дочь Антонина обучалась в Мариинском епархиальном училище на стипендию Великого князя, сын Александр приглашался впоследствии на должность директора школы-интерната для глухонемых детей, находившейся под попечительством Великой княгини Елизаветы Феодоровны.

Иверская община

Великий князь Сергей Александрович и Великая княгиня Елизавета Феодоровна с декабря 1894 года были Почетными попечителями Московской Иверской общины сестер милосердия Красного Креста. Великая княгиня принимала самое деятельное участие в ее делах. Кроме того, к работе в Общине, которую Елизавета Феодоровна впоследствии называла «своей», привлекались близкие великокняжеской чете люди. Так первую командировку сестер на фронт греко-турецкой войны в Фессалии возглавили адъютант Великого князя штабс-капитан Владимир Федорович Джунковский и врач Петр Иванович Ланг, бывший, по имеющимся сведениям, личным врачом Сергея Александровича. Законоучителем сестер Общины был приглашен настоятель церкви святого Александра Невского при генерал-губернаторском доме протоиерей Константин Зверев (отец священномученика архиепископа Петра). Очевидно, все вообще назначения в Общине делались с согласия и одобрения Великой княгини.

В 1900 году при Общине была построена церковь в честь Иверской иконы Божией Матери. Строительство, начатое в 1896 году, велось по проекту известного архитектора Сергея Константиновича Родионова, незадолго до того руководившего постройкой дворца великокняжеской четы в Усове. На священническую вакансию к новой церкви 29 июля 1900 года был назначен псаломщик Сергей Константинович Махаев. Преосвященнейшим Парфением (Левицким), епископом Можайским 15 октября 1900 года он был рукоположен во диакона и 17 октября 1900 года во священника. В этой церкви отец Сергий прослужил девятнадцать лет.

Став священником, отец Сергий получил возможность продолжить свою педагогическую деятельность уже в качестве законоучителя. С 10 сентября 1901 года с разрешения епархиального начальства он одновременно состоит законоучителем основных классов Петровско-Серпуховского городского начального училища и Торговых классов Московского общества распространения коммерческого образования. Он также становится членом-сотрудником Московской комиссии Императорского Православного Палестинского Общества, главой которого был в то время Великий князь Сергей Александрович.

Отец Сергий очень хорошо проявил себя на поприще преподавания Закона Божия. С сентября 1905 года по личному указанию Великой княгини Елизаветы Феодоровны он начинает учить Закону Божию и будущих сестер Иверской общины. В качестве члена Попечительского совета Иверской общины отец Сергий являлся ее представителем в Особой комиссии Красного Креста по церковному сбору, в Комиссии по сбору пожертвований при Московском местном управлении Российского общества Красного Креста. Кроме того, он являлся особоуполномоченным по церковному сбору на Красный Крест в Замоскворецком районе.

18 января 1907 года по представлению товарища министра финансов за усердные труды в должности законоучителя Торговых классов Московского общества распространения коммерческого образования отец Сергий был награжден набедренником.

В мае того же года он был награжден серебряной медалью за участие в деятельности Красного Креста в русско-японскую войну.

14 марта 1908 года «за свышепятилетние усердные труды по должности члена Московской комиссии Императорского Православного Палестинского Общества награжден званием члена сотрудника Общества с правом ношения установленного знака».

С 26 апреля 1908 года отец Сергий стал законоучителем еще в одном месте - в школе при Доме бесплатных квартир на Якиманке Московского купеческого общества.

16 июля 1912 года «за усердные пастырские труды» отец Сергий был награжден фиолетовой скуфьей. Представление на награждение отца Сергия на имя Московского митрополита Владимира от председателя Попечительского совета Торговых классов Московского общества распространения коммерческого образования А. Вишнякова было подано еще в 1909 году. Из этого документа становится понятным, почему его охотно приглашали на должность законоучителя: «На первых шагах своей деятельности [он] выказал себя крайне способным и добросовестным законоучителем, уроки которого постоянно привлекали большое число слушателей и возбуждали их глубокий интерес и внимание к предмету, что, в свою очередь, содействовало наполнению аудитории». Далее отец Сергий называется «в высшей степени ценным преподавателем Закона Божия».

Труды отца Сергия как пастыря также были весьма усердными. Занимаясь с сестрами Общины, отец Сергий не просто преподавал Закон Божий (им издан красочный альбом «50 картин по Закону Божиему Ветхого и Нового Завета»), но старался всячески духовно развивать своих подопечных, готовить их к предстоящему служению помощи страждущим и укреплять тех, кто уже подвизался на этом поприще, уча черпать силы в благодати Божией и прибегать к предстательству святых. Он совершал с сестрами паломнические поездки в Троице-Сергиеву Лавру, вел с ними беседы о духовной жизни, наставлял их на примере отечественных подвижниц благочестия. Примером таких бесед служат изданные им в 1914 году в Москве книги «Беседы пастыря с сестрами милосердия» и «Подвижницы милосердия. Русские сестры милосердия: Краткие биографические очерки». В этой последней книге отец Сергий на примере известных и малоизвестных отечественных тружениц на ниве милосердия показывает своим подопечным, каким образом посреди обыкновенных, будничных и малопривлекательных трудов может быть вполне исполнена Христова заповедь о любви к Богу и ближнему. Об успехе воспитательной деятельности отца Сергия свидетельствует образ иверских сестер, который донесли до нас сотрудники больницы, работавшие с ними уже в советское время: «Они были не такие, как мы, какие-то особенные. Они никогда не оставляли больного, если он в чем-то еще нуждался. Даже если рабочий день уже давно закончился. Это для них не имело значения». Старых иверских сестер, доживавших свой век в общежитии больницы, называли «монахинями», что, конечно, тоже свидетельствует об их благочестии. Тем более, что среди них действительно были монахини, пришедшие в Иверскую общину после закрытия Зачатьевского монастыря.

Отца Сергия отличала особая духовная настроенность, которая проявлялась по отношению к окружавшим его людям и событиям. Примером тому служат некоторые из его слов, опубликованные в дореволюционных церковных периодических изданиях. Когда по окончании военных действий в 1905 году отряд Иверской общины вернулся в Москву с Дальнего Востока, отец Сергий встретил прибывших в храме Общины приветственной речью. В этой речи мало обычных для такого случая похвал и поздравлений. Отец Сергий, напоминая известные слова Спасителя, риторически вопросил вернувшихся:

«Что смотреть ходили вы в пустыню? Трость ли, ветром колеблемую? Что же смотреть ходили вы? Человека ли, одетого в мягкие одежды? Что же смотреть ходили вы? Пророка? Да, говорю вам, и больше пророка» - так говорил Господь наш Иисус Христос евреям, ходившим слушать великого подвижника пустыни Иорданской Крестителя Иоанна.

Подвижники великого дела христианского милосердия! Что же вы ходили смотреть в далекую страну? Отправлялись ли вы отсюда в приятное путешествие, с целью любоваться прекрасными видами неизвестных стран, любоваться мирными картинами жизни мирных жителей, интересоваться нравами и условиями жизни этих жителей чужих стран? Ходили ли вы наблюдать образ жизни изнеженных легкомысленных людей, не твердых в убеждениях, волнующихся, как речной тростник от малейшего ветерка?

Нет, не мягкий шум колыхающегося тростника слышали вы, не мирные картины видели вы. Вы видели закаленных в лишениях людей, не имевших иногда «где главу преклонить», лишенных иногда должной пищи, одежды и обуви, но зато всегда готовых во имя долга за веру и царя положить душу свою. Вы слышали гром страшных смертоносных орудий, вы слышали терзающие душу стоны увечных и умирающих братий наших, вы наблюдали злобу исступленных враждующих людей, вы видели страшные раны, ужасные картины разрушения и смерти.

Да, это была истинная пустыня, пустыня духа, отрицание и поругание запросов и стремлений души к единению всех людей в любви; пустыня духа, где наука, сбережения людские и труды многих поколений призваны были служить злобе и эгоизму, где торжествовали свою победу эти грехи, а вместе с ними и неизбежные «оброцы греха» - нужда, лишения, болезни и смерть.

Но пустыни физические возрастили сильных духом Крестителей и множество великих подвижников, так и виденная вами пустыня духа показала всему миру многих сильных носителей и подвижников духа. Так, чем темнее ночь, тем ярче блестят звезды.

Такими светильниками, кроме шедших во имя долга положить «душу свою за други своя», были все устроители и труженики на театре военных действий - храмов, госпиталей, столовых, пунктов для изготовления и раздачи одежды и т. п.

Так, по неисповедимым путям судьбам Божиим, пустыня духа, царство злобы и ненависти учили самым делом истинной христианской любви и требовали дел этой любви точно так, как древле «глас вопиющего в пустыни». Предтеча в простых словах и примерах жизни учил пришедших к нему той же любви. Так что и вы, отправляясь на поля военных действий для дел милосердия, ходили, по слову Христа, смотреть и слушать «пророка» и даже высшего из пророков, потому что, кто же может быть выше того, кто, проповедуя любовь, в деятельности своей уподобляется величайшему из Проповедников и Деятелей любви Самому Сыну Божию.

Ходившие к Иордану смотреть и слушать великого пророка возвращались оттуда, «бия в перси своя», с глубинным сокрушением о грехах, с желанием изменить к лучшему свою жизнь, возвращались омытые водами подготовительного крещения Иоаннова, готовые к принятию Царствия Божия, готовые последовать за «Агнцем Божиим, вземлющим грехи мира».

На этот результат путешествия в пустыню Господь и указывал евреям и требовал от них исполнения обещаний, данных Крестителю, требовал последования за собой, как Сыном Божиим, так как о Нем говорил великий Иоанн.

И к вам, возлюбленные, Господь обращается с тем же вопросом: «Что же вы ходили смотреть в пустыню?» Какой отчет дадите Господу о своем путешествии? Какие уроки и навыки вынесли вы, что приобрели в поучение себе и нам во время долгого пребывания на чужбине?

Вы видели воочию, как немногие, силу и власть греха, несущего ужасы войны и страданий войны и страданий людских. Что же, созерцание всего этого внушило ли вам сильнейшее отвращение к первопричине этих несчастий - греху? Вид постоянной смерти - последствия того же греха, научил ли вас быть мертвыми плоти и греху и живыми Богови? Вид ужасных страданий согрел ли сердце ваше жалостью и искреннею любовью ко всякому меньшему брату, преисполнил ли вас чувством глубочайшей благодарности к Промыслителю за то, что эти страдания выпали не на вашу долю; внушило ли все это вам сознание, что Всемилостивый «не по беззакониям нашим» воздает нам? Видя лишения, испытываемые воинами, научились ли вы быть довольными тем малым, что дает вам Господь? Видя терпение и безропотное несение болезней и несчастий искалеченных, изуродованных братий своих, научились ли вы от них христианскому терпению в несении добровольно возложенного на себя Креста Христова? Слыша и видя постоянную готовность и желание других умереть во имя долга, навыкли ли и вы быть готовыми всю жизнь свою отдать на дело любви и не только не получить никакой награды земной или похвалы за дело служения своего, а наоборот - получить, может быть, оскорбление, гонение, болезнь и самую смерть?

Если таковы результаты вашего путешествия, то дело милосердия приобрело в лице вашем великих, истинных служителей.

Нет сомнения, что достоин подражания, удивления и награды небесной уже и самый ваш подвиг путешествия, то есть служения делу любви так далеко от родины и родных, в стране всевозможных опасностей, случайностей и неизвестного будущего, среди тяжелых и иногда заразных больных. Да, далеко не всякий и на это способен, но награда от обещавшего «изыскать и Иерусалим со светильником» (Софон. 1, 12) будет полнее, если будут усвоены уроки путешествия.

Приветствуя вас с благополучным возвращением, молю Господа, да поможет Он вам уподобиться шедшим из пустыни Иорданской с проповеди Иоанна, возвращавшимся в духе покаяния и сокрушения о грехах, но и вместе и радостном ожидании скорого спасения, с горячим желанием последовать за грядущим Спасителем и быть достойными Его, с чувством глубокой благодарности к Богу. Аминь».

По словам Анны Валериановны Вырубовой, посещавшей вместе с матерью Иверский храм в 1911-1916 годах, воспоминания об отце Сергии относятся к числу самых светлых в ее жизни. Он был «прекрасный священник, даже мне, девочке, он импонировал. Первая моя исповедь была у него. Я его очень хорошо помню. Я помню лицо его. Благостный такой он, серьезный был такой. На исповедь первую я боялась идти: как это так я скажу грехи свои, а он так спокойно, хорошо ко мне отнесся, так что я потом спокойная была и радостная после его исповеди, что это вовсе не так страшно, как мне казалось, о грехах говорить... Два-три раза я у него исповедовалась». Семья Вырубовых состояла в приходе церкви святых Иоакима и Анны, но отец был врачом в Иверской общине, и мать очень любила бывать в церкви Общины.

О стремлении отца Сергия создать в общинах Красного Креста атмосферу истинно христианского подвижничества свидетельствует отзыв на две его докладные записки, обнаруженный в бумагах Владыки Трифона (Туркестанова). Из него следует, что отец Сергий предлагал в каждой общине иметь свой «священный стяг», придавая ему значение «важного воспитательного средства к приготовлению достойных служительниц любви Христовой». Во второй записке предлагается «Чин молебного пения при возложении крестов сестрам милосердия». В пояснении отец Сергий говорит о необходимости, в видах воспитания в сестрах понятия о святости их служения, «признать возложение крестов чисто церковным торжеством, сопровождаемым говением сестер и Причащением Святых Таин». Учитывая светский дух, все более усиливавшийся в общинах Красного Креста, нужно по достоинству оценить усилия доброго пастыря.

6 мая 1915 года по представлению Православного Палестинского общества за пятнадцатилетние безвозмездные и ревностные труды на пользу Общества в качестве члена его Московской комиссии отец Сергий был награжден камилавкой.

В мае 1916 года депутация от Иверской общины поздравляла Великую княгиню Елизавету Феодоровну с двадцатипятилетием ее пребывания в Москве. На протяжении двадцати лет Иверская община была предметом особой заботы и попечения Елизаветы Феодоровны, поэтому члены депутации испытывали в этот момент особые чувства. Отец Сергий, держа в руках икону святой великомученицы Ирины, в день памяти которой Великая княгиня впервые прибыла в Москву, сказал:

«Иверская община, благодарная за постоянное внимание к ней Вашего Высочества, просит принять в молитвенную память о ней это священное изображение святой великомученицы Ирины, память которой празднуется Святой Церковью 5 мая, в тот день, когда двадцать пять лет тому назад Вы вступили на землю московскую с тем, чтобы никогда уже не покидать ее.

Когда святая Ирина вознамерилась променять славу и царство земные на Царствие Божие, в окно ее дворца влетел голубь с масличною веткою и, положив ее на стол, вылетел. За ним влетел орел с венком из разных цветов и тоже оставил его на столе. В другое окно влетел ворон и оставил на столе небольшую змею.

Ваше Высочество! Мы видели в жизни Вашей кроткого, чистого голубя с благодатной веткой мира и милосердия. Мы знаем, что не избежали Вы и жала змиина в скорбях и тяжких испытаниях, приносимых нам врагом рода человеческого. Мы молим, чтобы в час воздаяния Господня по делам нашим сподобились Вы увидеть и царственного орла с венцом награды за подражание великомученице в оставлении славы мира ради славы небесной.

Самое имя святой - Ирина значит «мир». Да ниспошлет Вам Господь еще здесь на земле тот мир, который оставил Христос возлюбившим Его, мир спокойной совести, уверенной в святыне совершаемого дела самоотверженной любви, творимого с радостью и с упованием жизни вечной. Аминь».

Слова о подражании святой великомученице Ирине оказались пророческими, через два года Великая княгиня сподобилась от Господа мученического венца.

Начало гонений

29 июня (12 июля) 1917 года отец Сергий был награжден золотым наперсным крестом, выдаваемым от Святейшего Синода.

После октябрьского переворота отец Сергий продолжал служить в Иверском храме. Поскольку Община была лишена средств, на которые обеспечивалось прежде ее существование, и был ликвидирован капитал, на проценты от которого содержался причт, он, подобно многим другим священникам в это время был вынужден устроиться на государственную службу. Промыслом Божиим местом его работы стал юридический отдел Замоскворецкого совета депутатов. Получилось так, что именно в качестве служащего юридического отдела 5 февраля 1919 года он поставил свою подпись на договоре общины верующих, то есть его собственных прихожан, с Моссоветом о пользовании Иверским храмом и его имуществом. Встречается его подпись и на подобных договорах других церквей Замоскворечья. О том, что и в этой деятельности он оставался верен Церкви, свидетельствует составленный в январе 1920 года запрос, в котором отдел юстиции Моссовета требует в срочном порядке объяснить, на каком основании Замоскворецким совдепом, вместо ликвидации, домовые церкви сохранены и сданы группам верующих. Неизвестно, как повлияла бы эта бумага на участь отца Сергия, но Господь хранил Своего служителя, начальник Ликвидационного отдела Наркомата юстиции сам оказался под арестом, и неподписанный запрос так и остался лежать в архиве.

24 июня 1919 года журнальным определением Московского епархиального начальства отец Сергий был переведен из Иверского храма и назначен настоятелем храма во имя святых апостолов Петра и Павла на Большой Якиманке «ввиду выяснившихся особых духовных нужд» прихожан этого храма, как значится в послужном списке. Возможно, у этого перевода была и иная причина. Первыми подверглись закрытию и ликвидации именно домовые церкви, поэтому перевод отца Сергия в другой храм можно объяснить желанием спасти храм Иверской общины путем замены видного, энергичного и активного настоятеля другим - шестидесятилетним протоиереем Василием Кристальским, служившим прежде в храме Несвижского полка в Хамовниках. Новый настоятель часто болел, и активность его была невелика. В связи с этим весной 1920 года в Иверский храм был назначен второй, сверхштатный священник - отец Константин Ровинский, которому также приходилось ограничивать свою активность, чтобы избежать закрытия храма.

В августе 1919 года отец Сергий хлопотал о передаче в храм, настоятелем которого он стал, богослужебного имущества из закрытого домового храма святого Александра Невского и о разрешении богослужения в этом храме. Не оставлял он и преподавания Закона Божия. Он являлся секретарем Совета приходских общин во имя Святого Духа в Замоскворечье, которым были организованы богословские чтений (Закон Божий) для взрослых в храме святых апостолов Петра и Павла на Якиманке и для юношества - в храме Святителя Николая в Голутвине.

О духовных связях отца Сергия можно сказать пока очень немного. Два или три раза в храме Иверской общины служил святой праведный отец Иоанн Кронштадский. Частым гостем был епископ Анастасий (Грибановский). Когда после ухода отца Сергия в Иверской общине начались затруднения в связи с немощью нового настоятеля, протоиерей Алексий Мечев направляет туда нового кандидата на священство. Из архивных данных известно, что 12 июня 1920 года митрополит Трифон (Туркестанов) служил в храме святых апостолов Петра и Павла. Там же совершал богослужение архиепископ Нафанаил (Троицкий) 21 и 27 марта 1920 года.

26 марта 1920 года митрополитом Крутицким Евсевием отец Сергий был возведен в сан протоиерея «за отлично-усердную службу Церкви Божией».

В феврале 1922 года отцу Сергию «за выдающиеся пастырские труды разрешено Московским епархиальным советом принять и носить золотой с украшениями наперсный крест, поднесенный прихожанами».

В том же 1922 году он был арестован по подозрению в преподавании Закона Божия детям и содержался две недели в Доме предварительного заключения. Осужден не был.

4 апреля 1922 года проходило изъятие церковных ценностей в храме святых апостолов Петра и Павла. Как следует из одного документа, приходский совет принял решение о добровольной передаче церковных ценностей. По заявлению настоятеля для богослужебных нужд в храме были оставлены священные сосуды, кадило, дарохранительница, крест, дароносица.

Во время церковной смуты

В мае 1922 года, после заключения под домашний арест в Донском монастыре Святейшего Патриарха Тихона, произошел обновленческий раскол. Поначалу обновленцам удалось привлечь на свою сторону значительное число духовенства. Как следует из документов, в июне - начале октября 1922 года протоиерей Сергий Махаев был членом Московского епархиального управления, которое в этот период находилось в руках обновленцев. В качестве члена Московского епархиального управления он присутствовал на собрании духовенства третьего отделения Замоскворецкого сорока. Его резолюция встречается на двух прошениях, датированных 28 сентября и 2 октября 1922 года. На написанном рукой отца Сергия прошении в церковный отдел Отдела управления Московского Совдепа о проведении учредительного приходского собрания от 12 июля 1923 года имеется приписка: «Просьбу поддерживаю. Прот. В. Красницкий». Смысл данной приписки неясен, поскольку эти собрания были формальными и проводились в соответствии с постановлением ВЦИК от 3 августа 1922 года и инструкцией НКВД и Наркомата юстиции от 27 апреля 1923 года во всех приходах Москвы.

По-видимому, отец Сергий поначалу не разобрался в сути обновленчества и, будучи в известной степени простодушным, искренне считал, что это движение действительно открывает широкие возможности пастырской деятельности, основанной на истинно христианских началах. О том, что и в это время главным для отца Сергия была забота о ближних, свидетельствует протокол благочиннического собрания священноцерковнослужителей второго округа Звенигородского уезда, на котором 19 июля 1922 года он выступал по поручению ВЦУ.

Собравшиеся под председательством благочинного протоиерея Н. Виноградова приняли следующее постановление:

«Единогласно присоединиться к резолюции Московских столичных благочинных и обратить внимание ВЦУ на необходимость сохранения неизменности догматов веры и основных канонов Церкви... Считать необходимым скорейший созыв Всероссийского Церковного Собора».

Отсюда видно, что отец Сергий руководствовался мотивами самыми чистыми, и его цели расходились с целями настоящих, идейных обновленцев. Уездным духовенством отец Сергий был уполномочен ходатайствовать перед ВЦУ о выяснении правового положения духовенства в деревне. В ходатайстве, в частности, говорилось о несправедливом распределении земли по отношению к священнослужителям, не желающим снимать сан, и еще более несправедливом распределении налогов. Глубоких старцев из духовенства привлекают к трудовым повинностям, связанным с тяжелым физическим трудом. Кроме того, духовенство просит помощи в борьбе с лицами, «открыто заявляющими о своих атеистических убеждениях, но, тем не менее засевшими в церковные советы и бесконтрольно распоряжающимися как церковными суммами, так и церковными делами».

В подобном положении находился и по-прежнему служивший в Усове родитель отца Сергия, поэтому неудивительно, что все это принималось им близко к сердцу. Однако, когда отец Сергий разобрался в истинной сути обновленчества, он отошел от обновленцев и занял по отношению к ним непримиримую позицию. Свое значение возымели и настойчивые увещания братьев, убеждавших его в том, что добра от обновленческих реформ не будет.

В феврале 1924 года «Союз церковного возрождения», возглавляемый запрещенным в служении «епископом» Антонином (Грановским) добился передачи ему церкви Петра и Павла.

Возглавлявший «тихоновскую» общину протоиерей Сергий организовал среди прихожан, которых было не менее тысячи человек из числа жителей окрестных домов, сбор подписей, чтобы подтвердить неправомерность решения Моссовета. От имени приходского совета была подана составленная им апелляция заместителю наркома юстиции П. А. Красикову, и было организовано дежурство у здания храма. В связи с этим 22 февраля «епископ» Антонин (Грановский) подал на отца Сергия Махаева в Мосссовет донесение, в котором написал следующее.

В начале февраля православная община, пользующаяся храмом Петра и Павла, была ликвидирована. Об этом было «официально пропечатано в «Известиях» с объяснением причин ликвидации. Но старая группа не примирилась с потерею храма и, руководимая бывшим настоятелем храма священником Махаевым, стала принимать меры к возвращению себе храма. По обряду «Союза возрождения» в его храмах устраиваются открытые алтари. Так устроено в Заиконоспасском храме и в Николоямском. Так надлежало устроить и в Петропавловском».

В воскресенье 17 февраля «епископ» Антонин был вызван в четвертое отделение милиции для объяснений в связи с телефонограммой Отдела управления за № 528, запрещающей производить переделки в храме. 18 февраля он отправился в Отдел управления для выяснения дела и имел там имел беседу с ревизорами Новиковым и Митиным, передававшими храм. В беседе выяснилось, что «запрещение переделок в храме не стоит ни в какой связи с претензиями бывшей группы на возвращение ей храма... наоборот, возвращение храма не может произойти ни в каком случае, помимо других обстоятельств, уже из принципа авторитета Отдела управления, который уже официально опубликовал как о ликвидации прежней группы, так и о юридических причинах расторжения договора с нею». Телефонограмма была послана в связи с обращением Главмузея, выразившего озабоченность сохранностью иконостаса. «Епископ» Антонин ответил, что иконостасу ничто не угрожает, и поэтому 19 февраля заведующий церковным столом Фортунатов устно разрешил секретарю обновленческой общины Сергею Жирнову произвести перестановки.

«21 февраля [1924 года] община в лице десяти человек своих членов в час дня направилась в храм для производства нужных перестановок, чтобы в воскресенье 24 февраля открыть храм для богослужения. Между тем, за спиной у общины в массе населения, окружающего храм, происходило вот что. Бывший настоятель храма священник Махаев использовал все средства для возбуждения населения против новых владельцев храма. В самый день передачи храма новой группе 4 февраля местный диакон, явившись в храм, ораторствовал: «Не дадим, не дадим вам служить, нас тут две тысячи человек», - а Махаев брякнул: «Лучше пусть храм идет под клуб, чем отдавать его Антонину». Он же, Махаев, обратился с апелляцией против отобрания храма в НКЮ и пустил в приход сведения, что он, Махаев, был у Красикова, и Красиков его обнадежил, что храм останется за прежней группой, и Антонину передан не будет. Когда с неделю назад члены общины «Возрождения» явились на площадь храма для уборки снега, по требованию милиции, то дворник засвидетельствовал им, что священник Махаев внушал ему, дворнику, чтобы он не оказывал никаких услуг новым хозяевам и не убирал снега, так как храм скоро вернется к старым хозяевам. Когда в милиции была получена вышеупомянутая телефонограмма № 528, милиция почему-то вызвала священника Махаева и объявила ее Махаеву под расписку, а потом вызвала и епископа Антонина и объявила ее последнему, и этим поставила Махаева якобы в положение истца. Когда еп.[ископ] Антонин в Отделе управления спросил т.[оварища] Митина, какое отношение теперь к храму имеет Махаев и зачем его вызывали в милицию для объявления его не касающегося распоряжения, то Митин ответил, что милиция в это случае допустила ошибку. Между тем, Махаев эту ошибку широко использовал во враждебно-агитационных против возрожденцев целях. В воскресенье и понедельник он содержание телеграммы сделал известным среди населения, толкуя в благоприятном для себя смысле, что храм переходит обратно к старой общине, в этих-де видах, в ограждение ее интересов и сделано запрещение новым хозяевам трогать что-либо. Когда общинники-возрожденцы во вторник 19 февраля около шести часов вечера пришли вторично для уборки снега, то из случайных разговоров на месте для них стало ведомо, что старою общиною около храма организовано дежурство для недопущения новых хозяев в храм. Возрожденцы, не придавая серьезного значения этим россказням, в четверг 21 февраля в час дня явились в храм для производства предположенных перемен в храме. Когда через час подошел к храму запоздавший общинник С.[ергей] Жирнов, он нашел входные двери храма замотанными веревкой снаружи, т.[о] е.[сть] были предприняты кем-то меры совне закапканировать находящихся в храме лиц. Скоро стала собираться к храму толпа и стала напирать на дверь, требуя, чтобы ее впустили в храм. Возрожденцы оказались в храме осажденными толпой, которая разжигалась возгласами: «Наш храм ломают!» - и грозила взломать дверь и расправиться с находившимися там возрожденцами. Дело принимало неприятный оборот, и возрожденцы помышляли о том, как бы дать знать милиции. Около четырех часов дня Махаев явился в храм с милицией. Махаев привел милицию не для выручки возрожденцев, а для предъявления обвинения в самоуправстве и покушении на их храмовое достояние. Милиция потребовала прекращения работ, приказала запереть храм и повела всех в комиссариат для составления протокола. Махаев явился совершенно незаконно в качестве истца и простер свою самоуверенность до того, что потребовал себе передачи ключей от храма. К удивлению, представитель милиции поддержал его требование, ссылаясь на якобы распоряжение ГПУ, которая якобы по телефону аннулировала договор с возрожденцами и приказывает вернуть ключи старой группе. Махаев от удовольствия даже перекрестился. Но возрожденцы не нашли оснований исполнить это требование, эту совершенно незаконную претензию частного лица Махаева, а милиция, подумав, не настаивала на передаче ключей.

Ключи остались у возрожденцев, но с них взята [была] подписка, что они не войдут в храм без ведома и согласия милиции.

Возрожденцами произведены пока следующие переделки в храме: в главном алтаре сняты с петель царские врата и отставлены по сторонам. Для закрытия образовавшейся амбразуры передвинута запрестольная икона и установлена в нише бывших царских врат. В храме, в задней части его, у стены рядом с поленницей сложенных дров, оказались стоящими без употребления, примкнутыми к стене рядом престол и жертвенник, принесенные когда-то из ближайшей ликвидированной домовой церкви. Возрожденцы решили их использовать для своих целей и перенесли целиком на солею перед главным иконостасом, не успев прикрепить их к полу. Наконец, было снято ограждение левого клироса и отодвинуто в сторону немного, в этот момент явилась милиция, и дальнейшие работы были прекращены.

В приходе создалось возбужденное настроение, вызванное всецело вредной агитацией заинтересованного лица старой тихоновской общины священника Махаева, который все время будировал население сообщениями, что храм скоро будет возвращен им. Возбуждение было подогрето неосмотрительным и ошибочным действием местной милиции, которая совершенно некстати объявила Махаеву к нему не относящуюся телефонограмму № 528 и возвысила в глазах населения Махаева как защитника неприкосновенности храма, и тем вдохнула ему смелость агитировать против возрожденцев вплоть до требования отдать ему ключи от храма. Немалую роль сыграла и доверчивость возрожденцев, которые положились на словесное разрешение т.[оварища] Фортунатова, не предвидя осложнений на месте, подготовленных зловредной агитацией Махаева. Возрожденческая община просит Отдел управления принять меры к ликвидации махаевщины и содействия ей ко вступлению и пользованию храмом соответственно обряду «Союза возрождения».»

Власть была на стороне обновленцев. 28 февраля отца Сергия вызвали в Управление Моссовета, где сам Фортунатов предупредил его, что если при первом служении группы «Союза церковного возрождения» в храме святых апостолов Петра и Павла 1 и 2 марта возникнут народные волнения, то это будет поставлено в вину лично отцу Сергию. Для того, чтобы продемонстрировать «свою непричастность к непопулярности этой группы среди верующих и возбуждению против нее народа», он был вынужден уехать из Москвы на несколько дней.

Храм удержать не удалось, и 1 марта 1924 года отец Сергий подал митрополиту Крутицкому Петру (Полянскому) прошение следующего содержания: «Ввиду передачи нашего храма Управлением Моссовета группе верующих «Союза возрождения», прошу перечислить временно, впредь до решения дела в Наркомюсте, к храму св.[ятого] Марона чудотворца, что в Старых Панех, прихожан, состоящих в каноническом общении со Святейшим Патриархом Тихоном, и причта в составе меня, диакона Федора Чемичева и просфорницы Марии Введенской».

Столкновение с обновленцами не прошло отцу Сергию даром, скоро он был арестован. Обвинялся он по статье 73-й Уголовного кодекса: «Измышление и распространение в контрреволюционных целях ложных слухов или непроверенных сведений, могущих вызвать общественную панику, возбудить недоверие к власти или дискредитировать ее...» Осужденные по этой статье карались лишением свободы на срок не ниже шести месяцев, при недоказанности контрреволюционности означенных действий - до трех месяцев принудительных работ. Осужден отец Сергий не был, но три месяца ему пришлось провести в заключении.

Добрый пастырь

В 1925 году отец Сергий служил вторым священником в храме святого Марона чудотворца в Старых Панех. Воспоминания родственников подтверждают, что отец Сергий был человеком очень деятельным и пользовался большой любовью прихожан. В храме к нему было трудно подойти, поскольку он всегда был окружен народом, желавшим получить от него совет и благословение. По этой причине он нередко подолгу не мог выйти из храма после окончания службы. Будучи бездетным, батюшка очень любил детей, подолгу возился со своими племянниками, часто приходившими к нему в гости. В ответ на его доброту и ласку дети его очень любили и с удовольствием делали участником своих игр.

Храм святого Марона чудотворца был закрыт властями в 1930 году. Следующим местом служения отца Сергия была церковь в Останкине. По непроверенным еще документально свидетельствам это был храм Живоначальной Троицы, службы в котором совершались до 1934 года. Квартира на Большой Якиманке была оставлена, и отец Сергий поселился в небольшом двухэтажном доме рядом с церковью. Здесь в начале тридцатых годов скончалась матушка Людмила, долго перед тем болевшая. По воспоминаниям очевидцев, и здесь любовь народная не оставляла доброго пастыря. Прихожане не только окружали его в церкви, но и приходили к нему домой, где их всегда старались упокоить и накормить. Когда племянница спрашивала батюшку, почему он так много времени уделяет своим посетителям, он отвечал: «А как же быть? Ведь это мои прихожане, я по-другому не могу». Он нередко что-то давал приходящим к нему в нужде, старался помочь всем и каждому.

«Не бойтесь убивающих тело...»

В 1937 году отец Сергий был назначен настоятелем Богоявленского собора города Ногинска (Богородска) Московской епархии. Некогда в одном из храмов Богородского уезда служил диаконом его дед.

Поселился отец Сергий на самом краю города в поселке Жуковка в семье Архипа Богачева. Дети соседей до сих пор помнят его доброту и любовь к детям.

Как можно заключить из отрывочных указаний следственных дел, отец Сергий оказывал помощь ссыльным священнослужителям и их семьям. Письма с просьбой об оказании помощи посылались на имя Анастасии Ивановны Кулевой, прихожанки Богоявленского собора, которую отец Сергий духовно окормлял.

Лето 1937 года было ознаменовано началом новой волны страшных репрессий. В августе были арестованы все члены церковного совета Богоявленского собора. Чтобы избежать закрытия храма, отец Сергий срочно организовал создание новой «двадцатки». В обстановке массовых арестов некоторые члены этой новой «двадцатки» заявили органам власти о своем выходе из нее; впоследствии это дало повод обвинять отца Сергия в том, что, организуя новый церковный актив, он оказывал давление на верующих и, кроме того, ввел в церковный совет «антисоветски настроенных лиц».

22 ноября 1937 года отец Сергий был арестован по обвинению в «контрреволюционной агитации» и заключен в тюрьму города Ногинска.

В тот же день он был допрошен помощником уполномоченного Ногинского районного отдела УНКВД Барковым.

• - Вы арестованы за активную контрреволюционную деятельность, признаете Вы это?
• - Никакой контрреволюционной деятельности я не проводил.
• - Вы лжете, следствие требует от вас правдивых показаний.
• - Я дал правдивые показания и еще раз повторяю, что я никогда контрреволюционной деятельности не проводил.
• - Следствием установлено, что Вы подложным, обманным путем привлекали верующих в церковную двадцатку. Дайте показания по этому вопросу.
• - Обманным путем я верующих в церковную двадцатку не вовлекал.
• - Следствием установлено, что Вы писали листовки контрреволюционного характера и распространяли их среди верующих. Признаете Вы это?
• - Никаких контрреволюционных листовок я не распространял и не писал.
• - Вы нагло лжете, листовка контрреволюционного характера обнаружена у Вас при обыске, написанная Вами. Дайте правдивые показания.
• - Эту листовку, изъятую у меня при обыске, писал я, но я ее выписал из церковных книг для себя лично...
• - Следствием установлено, что Вы после утверждения сталинской Конституции призывали верующих на активную организованную борьбу против советской власти и наносили гнусную контрреволюционную клевету по адресу сталинской Конституции. Дайте правдивые показания по этому вопросу.
• - Клеветы на сталинскую Конституцию я никогда не наносил и верующих к борьбе против советской власти не призывал.
• - Следствием установлено, что Вы в одной из бесед с верующими по возвращении из Московской епархии высказывали террористические намерения против коммунистов. Признаете Вы это?
• - Никогда я террористических намерений не высказывал.
• - Признаете ли Вы себя виновным в предъявленном Вам обвинении?
• - Виновным в предъявленном мне обвинении я себя не признаю...

В тот же день, 22 ноября 1937 года, начальник Ногинского районного отделения УНКВД лейтенант госбезопасности Васильев в обвинительном заключении по следственному делу священника Сергея Константиновича Махаева написал, что последний,

25 ноября 1937 года тройка при УНКВД СССР по Московской области на своем заседании постановила «Махаева Сергея Константиновича расстрелять».

2 декабря 1937 года священномученик Сергий Махаев был расстрелян на Бутовском полигоне под Москвой. В этот день Святая Церковь праздновала память святого мученика Варлаама.

Реабилитация состоялась в общем порядке 30 июня 1989 года.

На Юбилейном Архиерейском Соборе Русской Православной Церкви 2000 года протоиерей Сергий Махаев был прославлен в лике новомучеников и исповедников Российских среди сонма иных священнослужителей, пострадавших в годы гонений. Память его празднуется в день Собора новомучеников и исповедников Российских и 19 ноября (2 декабря по новому стилю).