В 1922 году мне пришлось проповедовать в одном из храмов за Таганкой, недалеко от Рогожского кладбища. Говорил о святителе Николае Чудотворце и о том, сколько им совершено чудес и какой он скоропослушник.
После службы ко мне подходит хорошо одетый человек лет 45-ти и просит зайти к нему, объясняя, что моя проповедь его растрогала, и он хочет поделиться со мной двумя случаями, которые произошли с ним, из коих можно видеть, как действительно помогает святой Николай Чудотворец. Я согласился… И вот что рассказал мне гостеприимный хозяин:
«Отец мой жил в небольшом уездном городе Воронежской губернии, занимался мелкой торговлей, скупая по деревням пеньку, лен, кожи и т.п. Шили мы бедно: у отца была большая семья.
Однажды в декабре, когда мне исполнилось 10 лет, отец решил меня взять с собой, направляясь в селения, расположенные в верстах 25-ти от города для скупки товара. У нас была старая лошадь и очень легкие санки. Стоял прекрасный зимний день. Солнце уже пригревало, дорога была хорошая, и мы не заметили, как отъехали от города более чем десять верст. Местность там степная, и нам не попалось на дороге ни одного селения.
Вдруг ветер переменился, набежали тучи, и пошел дождь. Дорога почернела. Скоро вся наша меховая одежда намокла, и вода стала затекать нам под воротники. Также внезапно ветер перешел на северный, ударил мороз, и кругом загудела метель. Буран в той местности очень опасная вещь, и мой отец, обеспокоившись, стал погонять лошадь, которая с трудом передвигалась вследствие наметенного и по дороге снега. Буран усиливался. Намокшая одежда замерзла, и мы стали страдать от холодного ветра, проникавшего через одежду до самого тела. Лошадь замедлила свой ход и, наконец, стала. Внезапно нам стало как-то тепло и приятно, и мы стали дремать. Наконец, я заснул.
Вдруг я увидел вдали какую-то светящуюся точку, которая быстро приближалась, увеличиваясь в объеме и постепенно принимая у вид светлого овала, на котором вскоре обозначилось лицо очень пожилого человека с короткой бородой и с такими же волосами темного цвета, но седыми на концах.
Этот человек грозно посмотрел на меня и сказал: «Бася, разбуди отца». Я сделал попытку подняться, чтобы исполнить это, но члены мои отказывались мне повиноваться, и я не мог пошевелиться. Тогда старик громко закричал: «Василий, тебе говорят, разбуди же отца, ведь вы замерзаете». Я снова сделал попытку привстать и разбудить отца, но опять безуспешно, как вдруг заметил, что моя рука лежит на руке отца, и я тогда со всей силой нажал на нее ногтями через рукавицы.
Отец проснулся, и в этот момент недалеко от нас тявкнула собака. Тогда он встал, перекрестился и сказал: «Слава Богу, мы спасены». Затем он вышел из саней и пошел на лай, не обращая внимания на буран.
Скоро он наткнулся на плетень. Собака залаяла громче. Идя вдоль плетня, отец пришел к хате однодворца, жившего здесь на своем земельном участке. Когда тот вышел на стук, отец объясни ему, что мы сбились с пути и начали уже замерзать.
Через пять минут я оказался уже в жарко натопленной избе, где меня растерли теплой водкой и положили, закутав в полушубок, на печь. На другой день мы встали поздно, но совершенно здоровыми и решили вернуться домой.
Первого января мне мать говорит: «Так как ты, Вася, сегодня именинник, то пойдем к обедне: ты исповедуешься и причастишься Святых Таин». Когда кончилась служба, мать моя задержалась в церкви, не находя нигде своей поминальницы. Пока она ее искала, я стал бродить по храму и вдруг, к своему изумлению, увидел на правом столбе, поддерживающем купол, изображение того старца, который мне представился, когда мы с отцом замерзли во время нашей неудачной поездки. Меня так это поразило, что я не мог оторвать глаз от этого изображения, сделанного прямо на оштукатуренной стене и очень неважного письма.
Между прочим, художник изобразил то, чего в натуре не бывает у старца на голове темные волосы, но концы нарисовал седыми. Такиим привиделся мне старец, когда я замерзал. Старец был изображен во весь рост на светлом фоне медальона овальной формы в крестчатой фелони, как я его видел.
Мать моя стала звать меня домой, я же взволнованный, стал делать ей знаки, чтобы она подошла ко мне, и, когда она это сделала, то я рассказал ей о том, что произошло со мной , когда нас застиг в поле буран.
На мою мать рассказ произвел большое впечатление. Она сказал ла мне: «Это изображение святого Николая Чудотворца. Он спас отцу и тебе жизнь». Немедленно она попросила вызвать из алтаря священника, которому передала мой рассказ и просила отслужить благодарственный молебен с акафистом святителю Николаю.
***
Тот же святитель спас мне жизнь через много-много лет, когда я уже жил в Москве и имел довольно известное в городе предприятие, иногда удачно конкурируя с Менделем. Это было в 1920 году.
Время было голодное. Приобрести что-либо съестное или из продуктов в деревне можно было, как вы, наверное, помните, только в обмен на какие-нибудь вещи, ценные предметы, одежду или обувь, причем крестьяне все это ценили очень дешево, а продаваемые припасы, наоборот, страшно дорого.
В январе или феврале, я, взяв с собой для обмена отрезы ситца, кое-какую одежду и тому подобные предметы, поехал по железной дороге в Тульсвую губернию, в хорошо известную мне местность, где я знал несколько зажиточных крестьян. Выйдя из вагона на одной из станций за Тулой, я пришел в сосееднюю деревню, где жил знакомый крестьянин, рассказал ему о цели, для которой приехал, и просил одолжить лошадь, чтобы съездить в одно ближайшее село, где мне, в ответ на мой запрос, обещали уступить три мешка картофеля в обмен на мануфактуру и одежду.
Лошадь мне дали, и на другой день я поехал в это село, где довольно удачно обменял ситец и пиджачную тройку на картофель, и, отдохнув немного, тронулся в обратный путь. Мне нужно было на середине пути, по которому я следовал, подниматься в гору. Дорога была обсажена с двух сторон березами, и мне не было видно, что находится за деревьями.
Внезапно из-за поворота показался громадный обоз, везший со станции железной дороги какие-то товары. Недавно выпал обильный снег и дорога была весьма узкая. Желая уступить место обозу, я повернул лошадь влево и стал пробираться ближе к березам, как вдруг я, не заметив косогора, почувствовал, что сани сперва наклонились, а потом сорвались вниз, увлекая с собой лошадь.
Я очутился в овраге, наполненном рыхлым снегом, под перевернувшимися санями; лошадь лежала на боку, навалившись на оглоблю. Все попытки лошади подняться ей не удавались, так как рыхлый снег был очень глубок, и она не имела возможности твердо опереться о почву ногами. Вследствие этой же причины, и мне, хотя я с трудом и освободил голову из-под саней, не удавалось скинуть с себя сани и стать на ноги. Ноги мои, не находя опоры, беспомощно скользили и увязали в снегу, сыпучем, как песок.
Пока я так барахтался, переменился ветер на северный, и мороз начал заметно усиливаться. Мне стало очень холодно, хотя на первых порах, когда еще делал попытки встать на ноги, я даже от сделанных усилий вспотел. Лошадь покорно лежала.
Вдруг я почувствовал, как 25 лет тому назад, когда я с покойным отцом едва не замерз, что дрожь у меня прошла, по телу разливается приятная теплота, и меня начинает под шум раскачиваемых ветром высоких елей клонить ко сну. Я снова начал делать отчаянные движения, силясь стать на ноги, но только глубже увязал в снегу. Тогда я поднял сильный крик, и я кричал так громко, что голос мой был, наверное, слышен на большом расстоянии. Вскоре над моею головою на высоком косогоре, где проходила дорога, стал слышен скрип полозьев и раздались голоса проезжающих людей. Я закричал еще громче.
Скрип полозьев прекратился, и скоро мне стало слышно, что ко мне с величайшим трудом пробираются два человека, переговариваясь друг с другом. Наконец они меня заметили. Подошли, сочувственно посмотрели, похлопали зачем-то руками в кожаных рукавицах, сделали попытку поднять коня, утоптав снег вокруг саней, но им ничего не удалось сделать, и пошли назад, крикнув мне: «Нас едет в розвальнях четыре человека, все равно мы тебя, милый человек, взять с собой не можем, а куда вывести коня не знаем. Мы не здешние, издалека. Покричи, авось услышат здешние и пособят тебе. Прощевай». Затем они удалились.
Ветер усилился, и пошел снег. Скоро вокруг закрутило, зашумело: ветер нёс целые кучи сухого снега, я понял, что погибаю.
Тогда я вспомнил, как мне когда-то, когда я был в такой же беде, помог святой Николай Чудотворец и, лежа, заносимый снегом, обратился к великому Святителю с усердной молитвой о спасении.
Помню,– продолжал рассказ мой собеседник,– что я молился со слезами, по-детски, складывая сам свое обращение к святителю Николаю: «Угодничек Божий. Ты спас мне жизнь, когда я ребенком погибал с отцом, замерзая в степи 25 лет тому назад, помилосердствуй и теперь и своими святыми молитвами спаси мне жизнь, не дай мне умереть без покаяния на чужбине. Ты скорый на помощь тем, кто с верой тебя призывает. Спаси, погибаю…»
Едва я окончил молитву, как услышал над собой скрип полозьев и людской говор. Было ясно, что движется большой обоз. Я закричал, что было силы. Скрип полозьев прекратился. Обоз остановился, и я увидел нескольких крестьян, которые скатившись с косогора, шли ко мне, проваливаясь чуть ли не по пояс в рыхлом снегу. Их было четыре или пять человек. С трудом они подняли меня и лошадь и, взяв ее под уздцы, вывели низом на боковую дорогу.
Через три четверти часа я был уже у знакомого, одолжившего мне лошадь, который, видя, что на дворе поднялась сильная метель и сделалось темно, начал уже за меня беспокоиться.
Я горячо возблагодарил Господа Бога и святителя Николая Чудотворца за вторичное спасение мне жизни,– закончил он рассказ, прибавив, что с этого времени он особенно стал почитать этого великого угодника Божия.
«Вот,– прибавил он,– говорят, что чудес не бывает, а я говорю, что меня спас Господь по молитвам св. Николая».
Рассказ его не мог не произвести на меня глубокого впечатления.
К. Ровинский. Беседы старого священника. М., 1995 г.